– Я сам по себе, – сказал тигр, – и твои детские воспоминания совершенно не при чем.

– Где я? – спросил он.

– В крепости Малека. Оазисе в Аравии.

Малек… Это имя он помнил слишком хорошо. Его юношеский, полный романтизма поход во имя Либерты, нападение грабителей, смерть, кровь. И убийство. Первое убийство, совершенное Элием.

– Тот самый Малек?

– Ну конечно же, – охотно отвечал тигр. – Разве может быть какой-нибудь другой Малек, кроме этого, предателя, работорговца и жулика?

Элию ситуация показалась нелепой и безнадежной. Больше всего на свете Малек любит деньги. Мерзавец сделает все, чтобы вытянуть из Летиции как можно больше и не отдать пленника. Месяцы, годы в плену… Рабство. Элия тошнило от одного этого слова. Выход один: пока Малек будет торговаться с посланцами из Рима, надо суметь удрать. Мысль о побеге возникла сразу. Но убежать от Малека невозможно. Элий это знал. Тигр сидел неподвижно и не мешал думать. Элию показалось, что странный гость слышит его мысли.

– Зачем ты здесь? Сторожить меня? Или можешь помочь? – спросил Элий.

– Зачем мне тебя сторожить! – Звонко рассмеялся тигр юношеским беспечным смехом. – Ты же и шага ступить не можешь!

Элий обиделся, но обиду постарался скрыть.

– Значит, ты хочешь мне помочь.

Тигр ответил не сразу.

– Я размышляю, – сказал он наконец. – Размышлять – дело трудное.

– Нисибис пал? – спросил Элий.

Он бы предпочел поговорить с человеком, но попался тигр. Что ж, придется беседовать со зверем.

– Нисибиса нет, – ответил тигр.

– Город разрушен? А римская армия?

– И ее нет.

– Нет армии? Ты не ошибся?

– Четвертый, Восьмой и Девятый Испанский. Не надо было брать Испанский легион. Он несчастливый. Когда-то его почти полностью вырубили в Британии. А теперь его просто нет.

– И орлы тоже… у врага?

Элий почувствовал как холодный пот выступает на лбу и каплями стекает по вискам. Не было силы поднять руку и отереть лоб.

– Орлы целы. А легионов нет.

Тигр подался к окну.

– Думай об этом. А я пошел думать о своем.

Зверь задрожал, раздулся непомерно, потом сжался, вытянулся и превратился в огромную змею. В бледном свете лампы заструился узор на преображенном теле. Змея обвилась вокруг спинки кровати, перекинулась на подоконник, тело вытянулось, извиваясь меж прутьями решетки. Негромкий стук – змея свалилась на землю снаружи. Все стихло. Зеленоватый свет луны плутал в оконной решетке.

– Кто-нибудь! Ко мне! – закричал Элий, и тут же в горле вспухла огненным шаром боль, шар лопнул и осколки его ударили в голову, в плечо, в грудь.

По проходу между кроватями мчался человек в белом балахоне. В отсвете луны на груди его блеснул стетоскоп. Человек зажег фонарик. Элий разглядел облысевший лоб, круглые близорукие глаза.

– Кассий! Слава богам…

– Умоляю тебя, не кричи, если не хочешь до конца своих дней хрипеть и сипеть, как простуженный педераст.

– Мы в плену?

– Да, в плену. Но мы живы.

– А Нисибис?

– Римляне не смогли его удержать. Монголы пробили брешь в стене и затопили город водами Джаг-Джаг.

– Значит, Руфин не пришел к нам на помощь?

Кассий вздохнул:

– Получается, что так.

– Рутилий? – Элий бросал вопросы как камни. Они попадали в цель и вызывали жгучую боль.

– Погиб.

– Неофрон?

– Здесь.

– Есть вести из Рима?

– Не для нас. Мы отрезаны от остального мира.

– Значит, ты не знаешь, что случилось с армией Руфина?

– Думаю, взяв Нисибис, монголы нагрузились добычей и ушли.

– Но ты этого не знаешь?

– Не знаю. Малек послал своего человека в Луксор, в храм Либерты, чтобы сообщить о пленных и потребовать выкуп. Но посланец не скоро возвратится.

Все самые худшие предположения подтверждались.

– Малек догадался, кто я?

– Надеюсь, что нет. Иначе он будет тянуть время и стараться получить как можно больше денег. Не думай больше ни о чем, постарайся уснуть, – посоветовал Кассий.

Он растворил таблетку в чашке с водой и дал выпить раненому.

Элий повернулся на бок.

– Три легиона погибли. Орлы остались, а людей больше нет, – пробормотал Элий, закрывая глаза.

– Тебе это приснилось?

– Нет. Мне сказал об этом тигр.

Кассий Лентул решил, что раненый бредит.

В это утро Вер открыл глаза и вновь увидел мир. Яркий, веселый, замечательный мир. Золотой, осенний…

Вер вскочил. Каждый мускул наполнился энергией. В мозгу проносились тысячи мыслей. Он думал обо всем сразу – о войне, о Риме, о несправедливости, о маленьком императоре, об изгнанниках-гениях, о Трионе, о Бените.

Элий жив. Долгие ночи и дни он был в мире теней. А теперь вернулся. Элий не мог умереть. Даже в ядерном Тартаре, созданном Трионом, не мог сгинуть: желание, заклейменное Юнием Вером, еще не исполнилось.

Вер заметался по дому. Ему хотелось немедленно выйти. Дом казался темницей. Но он боялся.

Что если он выйдет он на улицу, а римляне начнут его упрекать: что же ты, лучший гладиатор Империи, обладатель венков и наград, не смог победить какого-то захудалого божка. Это из-за тебя Рим проиграл! Из-за тебя погибли легионы. Порой Вер отчетливо слышал эти упреки. Несколько раз он подходил к двери и останавливался. Сейчас распахнет ее – а там толпа. Кричат, грозят кулаками, в лицо летят тухлые яйца и гнилые плоды. А впереди Вилда с фотоаппаратом. И каждая вспышка как выстрел. Вер толкнул дверь. Она медленно открылась. Перед домом никого не было. Ни единой души. Лишь напротив, у входа в инсулу две девочки играли среди разросшихся лавровых роз.

Вер ничего не понял, огляделся, все еще ожидая осады. Сделал неуверенно шаг, другой. Дошел до фонтана. Какой-то парень сидел на ободке фонтана и читал «Либеральный вестник». На первой странице красовалась карикатура на сенатора Бенита. Вер заглянул парню через плечо, просмотрел заголовки. «Сенатор Флакк заявляет: мы слишком легкомысленно относимся к происходящему», – гласила передовица.

Вер двинулся дальше. Он шел по городу очень медленно, будто заново его узнавал. На перекрестке вместо статуи Руфина стоял мраморный Элий. Вер остановился и долго смотрел на изваянного в мраморе друга.

– Но ты ведь жив, Элий, я это точно знаю, – прошептал Вер.

Кто-то остановился подле. Вер не оборачивался. Стоял склонившись, касаясь руками складок мраморной тоги. Рука неведомого дарителя положила на базу статуи букетик цветов и несколько печеньиц. С ближайшей крыши голубь приметил добычу и устремился за жертвоприношением, выхватывая крошки из рук.

– Ты еще вернешься в Вечный город, – пообещал Вер каменному двойнику друга на прощание.

Вер ошибся. Никто не собирался его ни в чем упрекать. Никто его не узнавал. Вер нарочно смотрел людям в глаза, улыбался встречным, потом стал здороваться со всеми подряд. Ему отвечали, но как-то безлико – так приветствуют чужака. Молодые женщины улыбались. Но лишь как интересному молодому человеку. Наконец какая-то матрона, ответив на его приветствие, внезапно остановилась, пройдя несколько шагов и спешно повернула назад.

– Ты – Юний Вер. Гладиатор Юний Вер?

– Да я… – Он покраснел. И сердце забилось сильнее.

– Говорят, ты болел. Теперь поправился?

Вер кивнул.

– Будешь вновь выступать?

– Зачем? – он не понял, о чем она говорит.

– Дисквалификацию отменили. Ты можешь вернуться в гладиаторскую центурию. Все только этого и ждут. Все. – Она бросила это «все» весомо, как приговор суда. К чему она его приговаривает? К арене?

Вер замотал головой и отступил.

– Зачем? – повторил.

– Да что же ты… нездоров еще? Бедняга! Надо пригласить знаменитых медиков – они тебя вылечат. Ты должен вернуться на арену. Ты – самый лучший. Никто не сравнится с тобой – ни Клодия, ни Авреол. Они бездари. Один ты – гений!

Вер вздрогнул. Прежде похвала согревала глотком хорошего вина. Теперь только раздражила.